О сюжетных цитатах в стихотворении Некрасова «Секрет» - онлайн-чтение

 

 


Страница 1 из 3

О сюжетных цитатах в стихотворении Некрасова «Секрет»

Эдуард Безносов

гимназия № 1567

Москва

Ю.Н.Тынянов, первым поставивший в науке вопрос о смысле пародийных форм в поэзии Некрасова, писал в своей статье «Стиховые формы Некрасова»: “Некрасов начинает с баллад и высокой лирики; самое значительное для него в молодости имя — Жуковский. Он быстро исчерпывает этот род и начинает его пародировать. Некрасовские пародии на Лермонтова долго потом вызывали возмущение; однако совершенно очевидно их значение для Некрасова. Сущность его пародий не в осмеивании пародируемого, а в самом ощущении сдвига старой формы вводом прозаической темы и лексики” 1. Сходную мысль в работе, появившейся годом позже, высказывал и Б.М.Эйхенбаум: “Надо было искать новых приёмов, новых методов и в области стиха, и в области жанра. Надо было создавать новый поэтический язык и новые поэтические формы... В такие моменты является пародия...” И далее: “Стихотворные фельетоны, водевили и пародии явились результатом прикосновения Некрасова к традиционной поэзии. Он должен был... пройти через период поэтических штампов, чтобы оттолкнуться от них и тем сильнее прыгнуть в сторону или даже назад — к Державину и Крылову в том смысле, в каком оба они отходят от высокого стиля и освежают поэтический язык простонародной, а иногда и грубой речью... Делая оду сатирической, Державин осуществлял тот же закон, который руководил Некрасовым при превращении баллады в сатиру или поэмы в фельетон” 2.

Наиболее ярким примером превращения баллады в сатиру в лирике Некрасова служит стихотворение 1855 года «Секрет (Опыт современной баллады)». Ритмически первая часть стихотворения представляет собой трёхстопный амфибрахий, что вполне соответствует представлениям о ритмической организации баллады: достаточно вспомнить в этом случае «Воздушный корабль» Лермонтова. Однако Некрасов виртуозно осложняет ритмическую организацию произведения, удлиняя клаузулы нечётных стихов второй части, которая сюжетно представляет собой рассказ старика, героя стихотворения. Дактилические окончания придают рассказу большее подобие разговорной речи. Отметим попутно, что в третьей части, в которой вновь слово берёт рассказчик, дактилические окончания вновь уступят место женским, как это было в части первой, делая ритмическую организацию более строгой, соответствующей жанру баллады.

Первая часть стихотворения и начало второй содержат откровенно травестированные балладные мотивы страшной тайны, открываемой героем перед смертью:

...В его деревянной пристройке

Свеча одиноко горит;

Скупец умирает на койке

И детям своим говорит:

2

“Огни зажигались вечерние,

Выл ветер и дождик мочил,

Когда из Полтавской губернии

Я в город столичный входил...” 3

В дальнейшем эта тайна окончательно дезавуируется и принимает открыто сатирический характер: перед нами рассказ об обогащении неправедным путём, но любопытно, что в рассказе использован сюжетный ход, рассказывающий о том, как герой втёрся в доверие к человеку, ухаживая за его дочерью, а потом обманул его:

Квартиру я нанял у дворника,

Дрова к постояльцам таскал;

Подбился я к дочери шорника

И с нею отца обокрал;

Потом и её, бестолковую,

За нужное счёл обокрасть...

Совершенно очевидно, что прообразом своим эта сюжетная ситуация имеет сходный эпизод в XIглаве «Мёртвых душ», где рассказывается о том, как Чичиков втёрся в доверие к престарелому повытчику, ухаживая за его дочерью, но, добившись желаемого продвижения по службе, оставил свои матримониальные намерения: “Наконец он (Чичиков. — Э.Б.) пронюхал его (повытчика. — Э.Б.) домашнюю, семейственную жизнь, узнал, что у него была зрелая дочь с лицом, тоже похожим на то, как будто бы на нём происходила по ночам молотьба гороху. С этой-то стороны придумал он навести приступ... и дело возымело успех: пошатнулся суровый повытчик и зазвал его на чай! И в канцелярии не успели оглянуться, как устроилось дело так, что Чичиков переехал к нему в дом, сделался нужным и необходимым человеком, закупал и муку и сахар, с дочерью обращался как с невестой, повытчика звал папенькой и целовал его в руку; все положили в палате, что в конце февраля, перед Великим постом, будет свадьба. Суровый повытчик стал даже хлопотать за него у начальства, и чрез несколько времени Чичиков сам сел повытчиком на одно открывшееся вакантное место. В этом, казалось, и заключалась главная цель связей его с старым повытчиком; потому что тут же сундук свой он отправил секретно домой и на другой день очутился уже на другой квартире. Повытчика перестал звать папенькой и не целовал больше его руки, а о свадьбе так дело и замялось, как будто вовсе ничего не происходило. Однако же, встречаясь с ним, он всякий раз ласково жал ему руку и приглашал к себе на чай, так что старый повытчик, несмотря на вечную неподвижность и чёрствое равнодушие, всякий раз встряхивал головою и произносил себе под нос: «Надул, надул, чёртов сын!»” 4

Таким образом, объектом пародии становится не только романтический жанр баллады как таковой, но и конкретные произведения предшествующей литературы, в данном случае сюжетный мотив, присутствовавший в поэме Гоголя. Здесь важно отметить, что хотя у Гоголя сюжет этот тоже подаётся в качестве примера “житейской прозы”, связанной с образом главного героя произведения, но всё же он является частью целого, которое в жанровом отношении определено как поэма, то есть актуализована его связь с лирическим, высоким началом. Конечно, эпизод этот представлен в стихотворении Некрасова в предельно редуцированном виде, но свежесть и острота восприятия «Мёртвых душ» в русском обществе в то время была так сильна, что достаточно было всего лишь намека, чтобы в сознании читателей всплывали соответствующие эпизоды поэмы.

Предметы

Все предметы »

 

 

Актуальные сочинения по литературе