Гофман о политическом мировоззрении Пушкина

Д.Н. Черниговский

Впервые к проблеме определения специфики политического мировоззрения великого поэта крупнейший пушкинист русского зарубежья М.Л. Гофман (1887-1959) обратился еще до отъезда в эмиграцию в специальной монографии, вышедшей в 1918 г. [1] Гофман начинает свою книгу со справедливого указания на то, что «в нашей литературе отсутствует строго установленный взгляд на политические убеждения Пушкина» (с. 2). В результате поэт объявлялся «то либералом чистейшей воды... то осторожным консерватором, порой оплотом консерватизма и чуть ли не реакции» (Там же).

Пытаясь изменить ситуацию, Гофман (в то время ведущий пушкинист-текстолог) избрал для разрешения проблемы именно текстологический подход. Справедливо видя в вольнолюбивой лирике поэта важнейший источник для изучения его общественных взглядов, Гофман впервые указал на то, что «многие так называемые «политические стихотворения» Пушкина представляют собой весьма сомнительный материал, так как, может быть, очень большая часть их не имеет ровно никакого отношения к Пушкину» (с. 5). В связи с этим ученый писал, что «биограф Пушкина, прежде чем приступать к изложению политических взглядов великого поэта, должен исследовать, насколько вески те основания, в силу которых то или иное стихотворение приписывается Пушкину» (Там же). Однако сам Гофман, конечно же, не мог, находясь на территории охваченной революцией Украины, реализовать на практике этот постулат. Упомянул же он об этом важнейшем принципе, на котором должна основываться всякая работа по изучению общественно-политических взглядов Пушкина, помимо всего прочего, и с той целью, чтобы обнародовать свою гипотезу о возможной принадлежности послания «К Чаадаеву» перу К. Ф. Рылеева (с. 43-47). Данное предположение (не встретившее поддержки в науке) [2] было той принципиальной новацией, за счет которой Гофман претендовал на право оспорить мнения тех своих предшественников, кто заявлял о политическом радикализме молодого Пушкина.

Говоря о формировании политического мировоззрения Пушкина в Лицее и в петербургский период (1817-1820), Гофман указывает: «Следует быть весьма и весьма осторожным, чтобы не преувеличить либерализма политического сознания Пушкина... Пушкин был либералом, но не был радикалом и, бичуя темные стороны самовластья, не призывал к ниспровержению этого самовластья. Трезвый по своей природе, Пушкин понимал, что русское общество находится в такой стадии политического развития, при которой невозможно насильственное коренное изменение существующего государственного строя, но необходимы изменения, реформы» (с. 39-40). Для доказательства умеренности пушкинского либерализма в петербургский период жизни поэта Гофман, в частности, использовал свою гипотезу о том, что авторство политически острого послания «К Чаадаеву» принадлежало Рылееву. Кроме того, Гофман проводит между политическими воззрениями молодого Пушкина и идеологией декабризма резкую грань, но признает тот факт, что, «не сливаясь с декабризмом, Пушкин в значительной мере был его певцом, его Арионом» (с. 14-16).

Важно отметить, что Гофман, отделяя Пушкина от декабристов, вовсе не склонен преуменьшать степень оппозиционности великого поэта, желавшего будто бы осуществления всех идеалов дворянских революционеров, но иными средствами: «Пушкин сочувствовал идеям декабристов, но считал, что еще не пришла желанная пора для действия, что восстание преждевременно, и не разделял взглядов декабристов на способ проведения высоких идей в жизнь...»(с. 20-21). Очевидно, что разработанная ученым схема эволюции общественно-политических взглядов Пушкина, подчеркивавшая цельность и относительную константность пушкинского политического мировоззрения, не отличается оригинальностью. Данная схема в общих чертах повторяет концепцию пушкинской политической эволюции, разработанную П. В. Анненковым в 1870-е гг. и принятую либеральным дореволюционным пушкиноведением.

Оказавшись в 1922 г. во Франции, Гофман не утратил интереса к изучению общественно-политических взглядов Пушкина. Так, уже в 1924 г. он опубликовал статью «Пушкин и декабристы», в которой лишь повторил сказанное им по данному поводу в вышерассмотренной монографии. Так, Гофман, с одной стороны, показал Пушкина верным другом декабристов, а с другой - заявил о том, что великий поэт, находясь по отношению к правительству в оппозиции, был противником революционного возмущения. В частности, Гофман пишет: «Не лицемерно, не из слабости духа, не стосковавшись в невольном уединении, а из-за благоразумия желал он вполне искренно помириться с правительством, из-за благоразумия, которое говорило ему, что в условиях русской действительности русская романтическая революция могла окончиться только крахом и повлечь за собой усиление деспотизма. Пушкин не изменился и не изменил своим былым вольнолюбивым взглядам, но, по природе своей консервативный и более склонный к умозаключению, нежели к деятельности, он считал вредным и безумным высказывать свои взгляды, ибо, как он говорил впоследствии, плетью обуха не перешибешь» (Там же). Итак, мы видим, что и в эмиграции Гофман остался на позициях либерально-демократической пушкинистики, склонной трактовать великого поэта, с одной стороны, как консерватора, а с другой - как верного друга декабристов.